История болезни Блока
Александр Блок, посмертный рисунок Ю.Анненкова
Российский поэт А.А. Блок серьёзно болел и 7 августа 1921 года умер в своей последней петроградской квартире при не до конца выясненных обстоятельствах. Его смерти предшествовало несколько месяцев бюрократической волокиты, когда советская власть отказывалась выпускать поэта на лечение за границу несмотря на то, что он был одним из немногих литераторов, принявших ее.
История изучения болезни А.Блока[]
Исследования на эту тему немногочисленны.
Пятистраничная «История болезни Блока» опубликована в девяносто 92-м томе «Литературного наследства» (М., «Наука», 1987). В ней говорится об отсутствии «истории болезни» как таковой: «Наблюдавший поэта последние полтора года Александр Григорьевич Пекелис оставил лишь «Краткую заметку о ходе болезни» Блока, вскрытия тела не производилось, в клинике Блок никогда не лечился, т.е. истории болезни в традиционном понимании слова нет». Сама история болезни лечащим врачом А.Г.Пекелисом была написана 27 августа 1921 года, то есть двадцать дней спустя после смерти поэта, что выглядит странным. Странность имеет и упомянутая 5-страничная «Истории болезни Блока»: этот ответственный документ не датирован. Поскольку в ней упоминается первое и единственное на момент ее составления исследование Я.В.Минца от 1928 года, следовательно документ написан не ранее 1928 года, скорее в 1929 году.
Цель этой «Истории болезни» продекларирована в самом начале: «Проведение исследования в таком необычном для блоковедения направлении представляется нам вполне уместным, своевременным и корректным, поскольку муссировавшиеся прежде и существующие до сего времени слухи о причине смерти Блока требуют медицинских комментариев». То есть, составление «Истории болезни» оказалось «своевременным», дабы пресечь муссирование слухов. Возможно, одной из причин публикации стало то обстоятельство, что причиной трагической кончины поэта интересовались и за границей. В 1928 году Р.Роллан допытывался у М.Горького о причине смерти Блока. В тексте «Истории болезни» в начале и в конце, в качестве главного вывода говорится о том, что смерть поэта была неизбежной и подготовлена всей его жизнью, в то время как приведённые в документе свидетельства вовсе не говорят о том, что смерть поэта явилась неизбежным финалом заболевания, всю жизнь его преследовавшего». Скорее наоборот: «В целом к двадцати годам Блок был здоров». Невролог, обследовавший его летом 1911 года, не нашёл ничего страшного, о чём поэт и сообщает матери: «Сердце оказалось в полном порядке.» Благотворное влияние на поэта оказывали гимнастика, шведский массаж, борьба, а так же постоянный физический труд в Шахматове. Это дало возможность составителям «Истории болезни» сделать вывод: «Всё это подтверждает преобладание функциональных симптомов, отсутствие органического заболевания сердечно-сосудистой системы у Блока до последних лет жизни. В апреле 1917 г., навестив мать в санатории, он показался знаменитому врачу Юрию Владимировичу Каннабиху, который нашёл только неврастению, назначил бром с валериановыми каплями». Таким образом, «отсутствие органического заболевания» вступает в противоречие с обозначенной в документе болезнью, «всю жизнь его преследовавшей».
В апреле 1920 года Блок почувствовал лихорадочное недомогание. Доктор А.Г.Пекелис, живший с поэтом в одном доме, осмотрев его, расценил это как «послегрипповый хвост». Авторы «Истории болезни», считали этот диагноз ошибочным, по их мнению «несомненно, обнаруженные симптомы следовало истолковать серьёзнее – имелось достаточно оснований для диагностики воспалительного поражения сердца. Весной 1921 г., как писал В.А.Зоргенфрей, «впервые заговорили внятным для окружающих языком о болезни Блока: он жаловался на боль в ногах, одышку, «чувствовал» сердце, поднявшись на второй этаж, садился утомлённый». Однако, несмотря на усилившиеся симптомы, сильное похудание в апреле 1921 года, Блок 1 мая едет в Москву.»
В этом же исследовании авторы пишут, что все симптомы «указывают на зависимость неврастенических жалоб от обострений хронически текущей инфекции – тонзиллита, этой характерной «петербургской болезни». Тонзиллит – воспаление миндалин (гланд), дающие, помимо изменений со стороны горла, явления общей хронической интоксикации с преимущественным поражением нервной и сердечно-сосудистой системы… Блок погиб от подострого септического эндокардита (воспаления внутренней оболочки сердца), неизлечимого до применения антибиотиков».
История развития болезни по воспоминаниям современников[]
Похороны А.Блока
7 мая Появился озноб, ломило все тело, особенно руки и ноги. Температура была 39, но поэт жаловался только на общую слабость и тяжесть в голове. Доктор Пекелис прослушал его сердце и обнаружил, что оно увеличено влево на палец и вправо на ½. Впрочем, не было аритмии и отеков. Со стороны органов дыхания и кровообращения никакой патологии не выявил. Несмотря на то, что симптомы были более чем странные, доктор высказал единственно возможное предположение, что у Блока возможен острый эндокардит как осложнение после гриппа.
26 мая Последнее письмо поэта К.Чуковскому: «…Сейчас у меня ни души, ни тела нет, я болен, как не был никогда еще: жар не прекращается, и все всегда болит. Я думал о русской санатории около Москвы, но, кажется, выздороветь можно только в настоящей. То же думает и доктор. Итак, “здравствуем и посейчас” сказать уже нельзя: слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка».
Заканчивается письмо нотой надежды: «Объективно говоря, может быть еще поправимся».
18 июня Блок: «Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди».
Вторая половина мая-июнь
С. М. Аланский пишет: "Александр Александрович перемогался всю вторую половину мая и почти весь июнь. Потом он слег и пытался работать, сидя в постели. Болезнь затягивалась, и самочувствие неизменно ухудшалось …Александр Александрович, должно быть, предчувствовал свой скорый уход. Он тщательно готовился к нему и беспокоился, что не успеет сделать всего, что наметил, и поэтому торопился".
Рассказывает такой эпизод: "...Спустя несколько дней Любовь Дмитриевна, открывая мне дверь, поспешно повернулась спиной. Я успел заметить заплаканные глаза. Она просила меня подождать, и, как всегда, я прошел в маленькую комнату, бывшую раньше кабинетом Блока. Скоро Любовь Дмитриевна вернулась и сказала, что сегодня Саша очень нервничает, что она просит меня, если не спешу, посидеть: быть может, понадобится моя помощь - сходить в аптеку. Но не прошло и десяти минут, вдруг слышу страшный крик Александра Александровича.
Я выскочил в переднюю, откуда дверь вела в комнату больного. В этот момент дверь раскрылась, и Любовь Дмитриевна выбежала из комнаты с заплаканными глазами... Немного погодя я услышал, как Любовь Дмитриевна вернулась к больному. Пробыв там несколько минут, она пришла ко мне и рассказала, что произошло. Она предложила Александру Александровичу принять какое-то лекарство, и тот отказался, она пыталась уговорить его. Тогда он с необыкновенной яростью схватил горсть склянок с лекарствами, которые стояли на столике у кровати, и швырнул их с силой о печку".
Во время другого визита Блок на глазах гостя отбирал и уничтожал некоторые свои записные книжки. "Если б я мог предположить, что Блок уничтожает дневники и записные книжки в припадке раздражения, тогда факт уничтожения меня не удивил бы. Но это происходило на моих глазах, внешне Блок оставался совершенно спокоен и даже весел. И этот "безумный" акт в спокойном состоянии особенно потряс меня".
Июль
Во воспоминаниям К. Чуковского, в "начале июля стало казаться, что он поправляется... числа с 25 наступило резкое ухудшение; думали его увезти за город, но доктор сказал, что он слишком слаб и переезда не выдержит.
17 июля
Созван консилиум у постели Блока, в котором, кроме А.Г.Пекелиса, приняли участие профессор П.В.Троицкий, зав. терапевтической кафедрой Военно-медицинской академии и Э.А.Гизе, доктор медицины, зав. неврологическим отделением Обуховской больницы. Консилиум вынес диагноз — острый эндокардит, психастения. П.В.Троицкий сказал: «Мы потеряли Блока».
Конец июля-август
Описание последнего свидания С.М.Аланского с поэтом: "Он пригласил меня сесть, спросил, как всегда, что у меня, как жена, что нового. Я начал что-то рассказывать и скоро заметил, что глаза Блока обращены к потолку, что он меня не слушает. Я прервал рассказ и спросил, как он себя чувствует и не нужно ли ему чего-нибудь.
- Нет, благодарю вас, болей у меня сейчас нет, вот только, знаете, слышать совсем перестал, будто громадная стена выросла. Я ничего уже не слышу,- повторил он, замолчал и, будто устав от сказанного, закрыл глаза. Я понимал, что это не физическая глухота... Мне показалось, что я долго сижу. Александр Александрович тяжело дышит, лежит с закрытыми глазами, должно быть, задремал. Наконец решаюсь, встаю, чтобы потихоньку выйти. Вдруг он услышал шорох, открыл глаза, как-то беспомощно улыбнулся и тихо сказал: - Простите меня, милый Самуил Миронович, я очень устал.
Это были последние слова, которые я от него услышал. Больше я живого Блока не видел".
Во воспоминаниям К. Чуковского, "К началу августа он уже почти все время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забыть…»
В "Краткой заметке о ходе болезни" наблюдавший поэта врач А. Г. Пекелис констатировал: "...Процесс роковым образом шел к концу. Отеки медленно, но стойко росли, увеличивалась общая слабость, все заметнее и резче проявлялась ненормальность в сфере психики, главным образом в смысле угнетения... Все предпринимавшиеся меры лечебного характера не достигали цели, а в последнее время больной стал отказываться от приема лекарств, терял аппетит, быстро худел, заметней таял и угасал и при все нарастающих явлениях сердечной слабости тихо скончался".
7 августа
В 10:30 утра поэт умирает.
Противоречивые диагнозы, которые ставили А.Блоку[]
Версия лечащего врача Пекелиса – острый эндокардит. В сообщении «История болезни Блока» д. мед. н. М.М.Щербы и к. мед. н. Л.А.Батуриной, сотрудники кафедры пропедевтики внутренних болезней Военно-медицинской Академии, также «утверждают, что Блок умер от первичного подострого септического эндокардита (воспаление внутренней оболочки сердца), причиной которого, по всей вероятности, был хронический тонзиллит.»
Горький в письме-просьбе к Ленину пишет о том, что Блок болен цингой и астмой, позже в телеграмме также пишет про эндокартит. Есть версия, что это был сифилис, и при лечении ртутными препаратами произошло отравление организма. Маяковский, Чуковский, Соловьев и другие его литературные друзья были убеждены в том, что поэт был отравлен спецслужбами.
В книге «Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока» автор И.Свеченовская пишет, что в итоге исследовавшие вопрос врачи установили у поэта самые разные болезни: астму, инфекционный эндокардит, нарушение мозгового кровообращения, тяжелую стенокардию, нервное расстройство, которое подчас граничило с психическим. На почве плохого питания стала развиваться цинга.
Версия про отравление и визит И.И.Ионова[]
В книге «Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока» автор И.Свеченовская пишет, что перед смертью его посещал И. И. Ионов (Бернштейн, 1887—1942) — поэт, который заведовал петроградским Госиздатом, и впоследствии расстрелян. Якобы он наблюдал за состоянием Блока, а потом писал длинные рапорты и отчитывался перед начальством. По мнению автора, Ионов углядел в состоянии Блока признаки отравления, в частности, глухоту. По словам автора, секретное распоряжение гласило выдать паспорта на выезд, когда Блок уже будет при смерти, и несколько дней Ионов носил с собой эти самые паспорта. Якобы Блока отравили ядом медленного действия во время поездки в Москву, когда он был на приеме у Каменева и очень ему не понравился.
Маяковский, Чуковский, Гиппиус, Мережковский, Соловьев и другие – были убеждены в том, что поэт был отравлен спецслужбами. Поскольку с Блоком нельзя было разделаться так, как с Гумилевым (расстрелян 3 августа 1921 года, за 4 дня до смерти Блока), нужно было придумать другой метод и этим методом, возможно, действительно стало отравление. Причиной расправы могло стать отречение Блока от поддержки революционеров. О возможности такого отречения можно судить по косвенному свидетельству — перед смертью Блок велел уничтожить все копии революционной поэмы «Двенадцать».
Факт визита Ионова к умирающему поэту некоторые исследователи подвергают сомнениям.
«Важно отметить, что в семье Блока сразу же заговорили об отравлении. Во всяком случае, это обсуждалось. По всей видимости, мать поэта Александра Андреевна по симптомам болезни допускала такую возможность. Это видно из письма Блока к матери 4 июня 1921 года. Правда, сам поэт в это поверить не мог. И это вполне естественно в положении больного. Главное состоит в том, что подозрение в отравлении в семье возникло при первых же серьёзных приступах болезни: «Мама, доктор Пекелис знает все мои болезни, ты ошибаешься, точно так же отравления никакого не было и вообще не может быть… Делать я ничего не могу, потому что температура редко нормальная, всё болит, трудно дышать и т.д. В чём дело, неизвестно».Как видно из этого письма, ни доктор Пекелис, ни сам больной, не могли понять в чём дело. Слишком уж необычными были проявления болезни».
В.Солоухин в книге "При свете дня" пишет: «Надо быть очень уж предвзятым или наивным человеком, чтобы во всей этой истории увидеть лишь бумажное крючкотворство и не различить единого замысла, имеющего целью не выпустить всё-таки Блока за границу. Ведь Сологуба отпустили, а умирающему Блоку отказали…" Автор пишет, что «Ленина и Менжинского пугала вовсе не лояльность Блока за границей, а то, что европейские медики поставят правильный диагноз и обнаружат и объявят всему миру, что Блок отравлен. Это единственное реальное объяснение чудовищному решению Политбюро не пускать Блока за границу и вообще всей этой волоките, которую В.Радзишевский назвал канцелярским убийством. Убит Блок был раньше, за несколько месяцев до самого факта смерти, а проволочка понадобилась, чтобы довести начатое до конца и чтобы спрятать концы.»
Известно, что незадолго до смерти Блок сблизился с некоей революционеркой Л.Рейснер. Исследователь Петр Ткаченко считает, что миссию отравления могла на себя взять она. После смерти А.Блока она также довольно быстро скончалась. Как писал Владимир Солоухин, «есть у мафии такое понятие – зачистка. После убийства многие месяцы, а то и годы идёт планомерное уничтожение всех, кто хоть что-нибудь знает, не говоря уж об участниках, прямых или косвенных. Как то мы пропускаем мимо сознания, что убийство Кеннеди, например, повлекло за собой исчезновение при разных обстоятельствах более 120 человек»… Видимо, настигла такая «зачистка» и Ларису Рейснер. Иначе, трудно объяснить её столь раннюю смерть, имеющую все возможности для лечения, в отличие от Блока. Она скончалась от брюшного тифа 7 февраля 1926 года, не дожив до тридцати одного года… Н.Я.Мандельштам заметила: «Противоречивая, необузданная она заплатила ранней смертью за все свои грехи».
Но ранняя смерть Л.Рейснер была отмечена ещё одним обстоятельством. В Кремлёвской больнице, где она умирала, при ней дежурившая мать Екатерина Александровна сразу же покончила с собой после смерти дочери.
Эволюция отношения Блока к советской власти перед смертью[]
Сначала Блок принял революцию, работал на благо большевиков, однако со временем его отношение меняется. Блок не побоится трижды высказать свою мысль публично — в Петроградском университете и дважды, с разрывом в три дня, в Доме литераторов. Это была речь, посвященная памяти Пушкина. Вот как об этом вспоминает Нина Берберова:
«Услышав свое имя, Блок поднимается, худой, с красноватым лицом, с седеющими волосами, с тяжелым и погасшим взглядом, все в том же белом свитере, в черном пиджаке, в валенках. Он говорит не вынимая рук из карманов. В публике есть его единомышленники, но кое-кто пришел специально, чтобы уличить его в крамоле; есть представители власти, чекисты и молодежь, будущие строители новой эпохи. И Блок говорит { о Пушкине }:
„Любезные чиновники, которые мешали поэту испытывать гармонией сердца, навсегда сохранили за собой кличку черни… Пускай же остерегутся от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение…»
Апогеем изменения его отношения к власти по всей видимости было отречение перед смертью от поэмы «Двенадцать», которая пронизана революционным пафосом. Известно, что Блок перед смертью требовал от своей жены обещания сжечь и уничтожить все до единого экземпляры поэмы.
Еще при жизни многие представители интеллигенции отреклись от Блока из-за этой поэмы, которая воспринималась как воспевание революции. Гумилёв в своём кругу утверждал, что Блок, написав «Двенадцать» послужил «делу Антихриста» — «вторично распял Христа и ещё раз расстрелял государя». Однако, отношение самого Блока к поэме по всей видимости было не столь однозначным. Так, Ю. П. Анненков в «Воспоминаниях о Блоке» пишет:
«Ранней осенью 1918 года я встретил на Невском проспекте Александра Блока. Поэт стоял перед витриной продовольственного магазина, за стёклами которой висели две бумажные полосы. На них были ярко оттиснуты слова: на одной — «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», а на другой — «Революцьонный держите шаг! неугомонный не дремлет враг!» Под каждой из этих строк стояла подпись: «Александр Блок»… — Признаюсь, для нас радость и неожиданность, что и вы вошли в нашу борьбу, — по-мальчишески самоуверенно продолжал я, показывая на плакаты за витриной. — Да, — смутился Блок, — но в поэме эти слова произносят или думают красногвардейцы. Эти призывы не прямо же от моего имени написаны, — и поэт будто с укоризной посмотрел на меня.»
Перезахоронение А.Блока[]
Могила поэта Александра Блока
Останки Блока были перезахоронены в 1944 году при не до конца ясных обстоятельствах. Останки было решено перенести со Смоленского кладбища через двадцать три года после похорон. Официальной версией было то, что Смоленское кладбище якобы собираются закрывать и ликвидировать. Но оно существует и по сей день. Прах поэта теперь он находится, в специально «освобождённом» для этого семейном склепе баронов Швахенгейм.
Время было крайне неподходящее. В 1944 году Ленинград был измучен блокадой и стояли важных задач по восстановлению и налаживанию разрушенной войной жизни, однако задача перенесения на новое место костей великого поэта была поставлена как не терпящая отлагательств. Причиной могла быть боязнь эксгумации, анализа и установления истинной причины смерти поэта.
Перезахоронение совершалось, по свидетельствам очевидцев, небрежно, кости перевозились в каком-то ящике, где было возможно не только их смешение, но и подмена. Академик Дмитрий Лихачев в интервью, которое было опубликовано в 1994 году, так описывает историю с перезахоронением: «Перезахоранивали Блока в 1944 году. При этом событии присутствовал Дмитрий Евгеньевич Максимов [известный литературовед, поэт, доктор филологических наук]. И ведь перезахоронили только череп Блока. Дмитрий Евгеньевич нес череп Блока, потому что остальным, очевидно, было противно его нести, они боялись, а он не боялся. Он нес череп Блока в платке и по дороге пальцем из глазниц выковыривал землю. Ему показалось, что так будет лучше. И тогда его остановили и сказали: «Вы выковыриваете прах Блока. Это нельзя делать». (У него есть воспоминания об этом перезахоронении.) И «могила Александра Блока» – это чужая могила, какого-то барона, я забыл его фамилию. В эту чужую гробницу, в этот чужой склеп и поместили череп Блока. Один череп. Все остальное осталось там, на Смоленском кладбище, рядом с матерью, и было сровнено с землей». До сих пор в Санкт-Петербурге в дни памяти поэта посещают две его могилы.
Документы от 1921 г., иллюстрирующие интриги вокруг просьбы А.Блока на выезд за границу[]
3 мая (за 3 месяца до смерти Блока) ПИСЬМО М.ГОРЬКОГО НАРКОМУ ПРОСВЕЩЕНИЯ А.ЛУНАЧАРСКОМУ «…у Александра Александровича Блока — цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни». Далее в письме Горький просит сделать все возможное и выхлопотать «для Блока — в спешном порядке — выезд в Финляндию, где я мог бы помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий».
28 июня (за 1,5 месяца до смерти Блока) ПИСЬМО НАЧАЛЬНИКА ИНОСТРАННОГО ОТДЕЛА ВЧК Л.ДАВЫДОВА В ЦК РКП(б) Совершенно секретно. Весьма срочно. В ЦК РКП, тов. Молотову В ИноВЧК в настоящий момент имеются заявления ряда литераторов, в частности Венгеровой, Блока, Сологуба — о выезде за границу. Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусны ми измышлениями — ВЧКне считает возможным удовлетворять подобные ходатайства. Если только у ЦК РКП нет особых соображений, чтобы считать пребывание того или иного литератора за границей более желательным, чем в Советской России -ВЧК с[о] своей стороны не видит оснований к тому, что бы в ближайшем будущем разрешать им выезд. Начальник ИноВЧК Л.Давыдов
2 июля (за 1 месяц до смерти Блока) ПИСЬМО УПРАВЛЯЮЩЕГО ДЕЛАМИ СНК РСФСР Н.П.ГОРБУНОВА В ЦК РКП(б) Совершенно Секретно. Весьма срочно. ЦК РКП тов. Молотову Посылаю Вам дело о выдаче разрешения поэту А.А.Блоку выехать за границу - (на пяти страницах). Из переписки Вы увидите, что ВЧК отказывается решать такие вопросы и просит пересылать их предварительно к Вам на заключение. Заключение Ваше по этому делу прошу Вас прислать мне со всеми прилагаемыми при сем материалами. Управляющий делами СНК Н.Горбунов
8 июля (за 1 месяц до смерти Блока) ПИСЬМО А.В.ЛУНАЧАРСКОГО В НАРКОМИНДЕЛ РСФСР В Наркоминдел т. Чичерину Копия в Особотдел ВЧК т. Менжинскому Копия в Управление делами Совнаркома т. Горбунову Общее положение писателей в России чрезвычайно тяжелое. Вам, вероятно, известно дело об отпуске за границу Сологуба и просьбы о том же Ремизова и Белого; но особенно трагично повернулось дело с Александ ром Блоком, несомненно самым талантливым и наиболее нам симпатизирующим из известных русских поэтов. Я предпринимал все зависящие от меня шаги, как в смысле разрешения Блоку отпуска за границу, так и в смысле его устройства в сколько-нибудь удовлетворительных условиях здесь. В результате Блок сейчас тяжело болен цингой и серьезно психи чески расстроен, так что боятся тяжелого психического заболевания. Мы в буквальном смысле слова, не отпуская поэта и не давая ему вместе с тем необходимых удовлетворительных условий, замучили его. Само собой разумеется это будет соответственно использовано нашими врагами. Моей вины тут нет потому, что я никогда не отказывал ни на одно ходатайство, как Блока, так и других писателей того же типа, поддерживал всячески их просьбы, но со стороны Петроградских продовольственных и советских учреждений, равно как и со стороны Особого отдела я наталкивался либо на прямой отказ, либо на систематическое неисполнение принимаемых на себя обязательств (например, с академическим пайком). Между тем перед общественным мнением России и Европы я являюсь в первую голову ответственным за подобные явления. Поэтому я еще раз в самой энергичной форме протестую против невнимательного отношения ведомств к нуждам крупнейших русских писателей и с той же энергией ходатайствую о немедленном разрешении Блоку выехать в Финляндию для лечения. Нарком по просвещению А.Луначарский
11 июля (за 1 месяц до смерти Блока) ПИСЬМО А.В.ЛУНАЧАРСКОГО В ЦК РКП (б) В ЦКРКП, Копия т. Ленину Поэт Александр Блок, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к Советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей как явно симпатизирующий* Октябрьской революции, в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особ[ом] отделе, просим ЦК повлиять на т. Менжинского в благоприятном для Блока смысле. Народный комиссар по просвещению А.Луначарский
11 июля (за 1 месяц до смерти Блока) ЗАПИСКА В.Р.МЕНЖИНСКОГО В.И.ЛЕНИНУ Уважаемый товарищ! За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин. Блок натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории. С коммунистическим приветом В. Менжинский
12 июля (За 1 месяц до смерти Блока. С этого дня Блок перестает принимать лекарства, получив отказ в выезде за границу) ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП(б) ОБ ОТКЛОНЕНИИ ХОДАТАЙСТВА А.В.ЛУНАЧАРСКОГО И А.М.ГОРЬКОГО ОБ ОТПУСКЕ ВФИНЛЯНДИЮ А.А. БЛОКА No 50. п. 2 - Ходатайство тт. Луначарского и Горького об отпуске в Финляндию А.Блока. Отклонить. Поручить Наркомпроду позаботиться об улучшении продовольственного положения Блока.
Не ранее 12 июля (за 1 месяц до смерти Блока) ПИСЬМО А.М.ГОРЬКОГО В.И.ЛЕНИНУ Владимир Ильич! …В социальном организме пагубную роль болезнетворных бацилл играют негодяи и жулики. Вы знаете, что во всяком деле есть свои жулики и что их особенно много в грандиозном деле нашей революции, - вполне есте ственное наследие "старого мира", который, no-существу своему, являет ся сплошным жульничеством… …Честный писатель, не способный на хулу и клевету по адресу Совправительства, А.А.Блок умирает от цинги и астмы, его не обходимо выпустить в Финляндию, в санаторию. Его - не выпускают, но, в то же время, выпустили за границу трех литераторов, которые будут хулить и клеветать, — будут. Я знаю, что Соввласть от этого не пострадает, я желал бы, чтоб за границу выпустили всех, кто туда стремится, но — я не понимаю такой странной политики: она кажется мне подозрительной, нарочитой…
26 июля (за 2 недели до смерти Блока) ПИСЬМО А.В.ЛУНАЧАРСКОГО В ЦК РКП(б) Сообщенные мне решения ЦК РКП по поводу Блока и Сологуба кажутся мне плодом явного недоразумения. Трудно представить себе решение, нерациональность которого в такой огромной мере бросалась бы в глаза. Кто такой Сологуб? Старый писатель, не возбуждающий более никаких надежд, самым злостным и ядовитым образом настроенный против Советской России, везущий с собой за границу злобную сатиру под назва нием "Китайская Республика равных". И этого человека, относительно которого я никогда не настаивал, за которого я, как народный комиссар просвещения, ни разу не ручался (да и было бы бессовестно), о котором я говорилтолько, что я поставлен в тяжелое положение, ибо ВЧК не отпускает его, а Наркомпрод и Наркомфин не дают мне средств его содержать, этого человека Вы отпускаете. Кто такой Блок? Поэт молодой, возбуждаю щий огромные надежды, вместе с Брюсовым и Горьким главное украшение всей нашей литературы, так сказать, вчерашнего дня. Человек, о котором газета "Таймс" недавно написала большую статью, называя его самым выдающимся поэтом России и указывая на то, что он признает и восхваляет Октябрьскую революцию. В то время, как Сологуб попросту подголадывает, имея, впрочем, большой заработок, Блок заболел тяжелой ипохондрией и выезд его за границу признан врачами единственным средством спасти его от смерти. Но Вы его не отпускаете. При этом, накануне получения Вашего решения, я говорил об этом факте с В.И.Лениным , который просил меня послать соответственную просьбу в ЦК, а копию ему, обещая всячески поддержать отпуск Блока в Финляндию. Но ЦК вовсе не считает нужным запросить у народного комиссара по просвещению его мотивы, рассматривает эти вопросы заглазно и, конеч но, совершает грубую ошибку. Могу Вам заранее сказать результат, кото рый получится вследствие Вашего решения. Высоко даровитый Блок ум рет недели через две, а Федор Кузьмин Сологуб напишет по этому поводу отчаянную, полную брани и проклятий статью, против которой мы будем беззащитны, т. к. основание этой статьи, т. е. тот факт, что мы уморили талантливейшего поэта России, не будет подлежать никакому сомнению и никакому опровержению. Копию этого письма я посылаю В.И. Ленину, заинтересовавшегося* судьбою Блока, и тов. Горькому, чтобы лучшие писатели России знали, что я в этом (пусть ЦК простит мне это выражение) легкомысленном решении нисколько не повинен. Нарком по просвещению А.Луначарский Не позднее 23 июля (за 2 недели до смерти Блока)
ЗАПИСКА Л.Б.КАМЕНЕВА В.М.МОЛОТОВУ Я и Ленин предлагаем: 1) Пересмотреть вопрос о поездке за границу А.А.Блока. На прошлом ПБ За голосовали Троцкий и я, против -Ленин, Зиновьев, Молотов. Теперь Ленин переходит к нам... 1 воздержался т. Молотов, тов. Каменев - За, т. Ленин - За.
23 июля (за 2 недели до смерти Блока) ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП(б) О ПРЕДЛОЖЕНИИ Л.Б.КАМЕНЕВА ПЕРЕСМОТРЕТЬ ПРЕЖНЕЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ЗАПРЕТЕ НА ВЫЕЗД ЗА ГРАНИЦУА.А.БЛОКА Разрешить выезд А.А.Блоку заграницу.
27 июля телеграмма Горького (за 10 дней до смерти Блока). Необходимость была вызвана тем, что для выезда помимо разрешения нужны были еще паспорта или временные пропуски. Срочно. Москва. Кремль. Луначарскому. У Александра Блока острый эндокардит. Положение крайне опасно. Необходим спешный выезд Финляндию. Решительно необходим провожатый. Прошу вас хлопотать о разрешении выезда жене Блока. Анкеты посылаю. Спешите, иначе погибнет. М. Горький
Примерно в эти же дни Жена Блока Любовь Дмитриевна пишет Горькому: «Спасайте его, Алексей Максимович, требуйте мой пропуск сейчас же, в течение нескольких дней»
6 августа, Луначарский извещает Горького о том, что пропуск на выезд получен. Можно ехать — хоть завтра.
7 августа Блок умирает.
Литература[]
Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917–1953. М.: Международный фонд "Демократия", 1999. 872 с. Ткаченко П. «Пред ликом родины суровой я закачаюсь на кресте…» О тайне смерти Александра Блока, 2009 г. http://www.hrono.ru/text/2009/tkach0709.php веченовская И. Неразгаданная тайна.Смерть Александра Блока. – М.:ОЛМА Медиа Групп, 2010. – 288с.